Опера на природе

К трем оперативным группам, работающим в Сохондинском заповеднике, около года назад прибавилась еще одна - Мангутская.  Тогда была в пять раз расширена охранная зона – своеобразный буфер между неохраняемой территорией и заповедником.  Теперь она составляет около 320 тысяч гектаров. Оперативники за год прославились в Кыринском районе своими достижениями. На их счету выпущенные на свободу таймени, пойманные браконьеры, уничтоженные китайские сети. О работе оперативников Сохондинского заповедника от первого лица рассказал начальник мангутской опергруппы Олег Недорезов – полицейский на пенсии и начинающий защитник природы.

Сети на рыбу и на птицу

Весной патрулировали Онон, потому что притоки многие товарищи просто сетями перегораживают, поэтому рыба (ленок, таймень) не может подняться на нерест. Мы эти сети снимали. Главы поселений, например, Тарбальджея, говорят, что нынче по Тарбальджейке ленок поднялся и в Тырынку (реки в Кыринском районе - редакция) зашел. В Россию она заходит из Монголии. Но рыба поднялась и была рыба. Что касается сетей, то их мы сняли десятки. Нам дали указание уничтожать сети на месте, сжигать на берегу. Но сухость была большая, опасность пожаров. Так что все изъятые, найденные сети мы сдавали руководству. Как правило, все сети были бесхозные. Один протокол составили, весной поймали товарища на сетях, он ставил. Люди к этому делу относятся с пониманием, даже идут на контакт. Они оповещают, звонят: «Там вот этот товарищ поставил сеть. Вы же нам запрещаете, а почему им можно? Он с вами хорошо знаком?» Мы пресекаем этот момент: когда мы на работе, у нас нет ни друзей, ни знакомых. Последний рейд у нас был, сняли сети моих знакомых. Они на берегу висели на кустах. Человек мне потом звонит: «Вы зачем сети-то сняли? Они же не в воде стояли – на деревьях». На деревьях-то, говорю, птицы запутаются. У него это в голове даже не укладывается. Сети ставят очень мелкие: ячея от 2,5 до 7 сантиметров. Семерку снимали на Ононе. Ее так заилило тиной, она как сплошная тряпка висит и все. Ну, поставил ты сеть, проверь ее, сними. Очень много сетей осталось замороженных. Раз выдолбить их не можешь, просто вырываешь. А в разорванную сеть, рыба уже не попадет. 

Птичий вопрос

По осени мы контролировали птиц. В том числе и перелетных, которые у нас остановились. Вообще, подсчет птиц во время миграции вел заместитель директора заповедника Евгений Малков, а мы так, сбоку припека. Учет птиц делали, выезжая в Монголию. Считали даурского журавля и дрофу. На нашей территории, опять же с Малковым, по Онону справлялись на моторной лодке. Вели учет гуся-сухоноса. Довольно прилично гусей насчитали - до 50 особей. Вообще, научные сотрудники заповедника говорят о том, что мало весной птиц возвращается. Несмотря на то, что нынче весной отстрел птиц был запрещен. За лето сухонос у нас здесь размножился. Осенью пошли уже с выводками. Я не слышал, чтобы браконьеры у нас сухоносов стреляли или добывали.

Справка: По данным кандидата биологических наук Евгения Малкова, дрофа на трансграничной охраняемой территории России и Монголии практически исчезла. Орнитологи предполагают, что неблагоприятная ситуация сложилась на зимовках в Южном Китае. Постепенно увеличивается численность Даурского журавля. Предположительно, потому, что стало влажнее, стало лучше с кормом. Численность гусей-сухоносов возросла. Ранее сухоносы встречались в Забайкалье только на Торейских озерах. Теперь и в Кыринском районе встречаются выводки с 7-10 птенцами. Он стал обычным видом.

Пингвины и таймени: особенности взаимоотношений

Весной у нас были совместные рейды, опера приезжали из Кыры. И была у нас там интересная история. Звонит знакомый нашему коллеге: можно сейчас съездить на рыбалку? Русский человек русскому человеку объясняет: сейчас пожароопасный период и рыба на нерест идет – нельзя. Рейд провели, до Ульхуна, вернулись – он стоит на Ононе. Вышли на берег, рыбак просто опешил. «Тебе ж по-русски объясняли - нельзя».  Спрашивает: «Олег, можно договориться? – Конечно, нет».

Осенью был случай: нашли сеть и выпустили на волю 18 тайменей. Правда, допустили непоправимую ошибку – не засняли это на видео. Я на корме, мне надо лодку держать против течения. А сеть стоит по кромке льда, там заберег и течение. В то же время, нету у меня четырех рук еще и снимать.

А в другом рейде подъехали, мужчина спининг закидывает. И с третьего раза, как золотую рыбку, тянет вот такого тайменя. Аккуратненько снял с крючка и выпустил, а что делать? А так пошел бы таймень, конечно, на ужин. А любителей подледного лова мы зовем пингвинами. Ну, я считаю, это не обидно. Подъехали – сидят товарищи на льду. Онон уже в дырах был, как они проходят?  Подходим к рыбаку, он тайменя хвостом вниз в лунку сует. Вот, говорит - не уплывает. Так ты его переверни головой вниз, он, поди, уплывет.

Кино и немцы

Приехали к нам немцы, кино на Ононе снимать. Алекс, Фридрих и Франц. Я этого Франца забыл, как зовут и целые сутки Гансом звал. Он мне ни слова ни сказал. А потом вечером за ужином он все-таки говорит: «Ты зачем меня Ганс называешь?» А у них так, оказывается, гусей зовут. Все-таки русские, есть русские. Я за свою нацию больше болею. Мы другие люди, во всех отношениях. В первый вечер, когда сели ужинать, смотрю: они кофе каждый себе заварили. Каждый себе отрезал кусочек буженины, лучка, хлебушка. А когда лодку стали вытаскивать – у них не было сил. Я один заднюю часть держал, а они втроем нос не могли поднять. Игорь им говорит - вот ваш лук-то с кофе. Ну,  в последний день он уже добрался до их харчей. Колбасу резал как хлеб в деревне режут, на два пальца. Они молча это дело лицезрели.

Свои дзерены

Знаете что, я нисколько не жалею, что ушел на пенсию в полиции. Здесь преимущество во всем. От обеспечения до специфики работы. Снабжают техникой хорошо: в сентябре лодку моторную получили, мотор Ямал. Благодаря этому, мы со своей работой справляемся. Работа по душе. Я со всеми нашел общий язык. С пограничниками (служба в Мангуте) выходим на связь, взаимодействуем. Если кто-то стреляет, дзерена гоняет, выезжаем. И им хорошо – лишние люди по границе не шарятся. И мы контролируем своих дзеренов. Мы их своими считаем. Связь отлажена с главами администраций, еще с тех времен, когда я в полиции работал. Вот если бы в полиции было обеспечение как в заповеднике, преступность (скотокрадство, квартирные кражи), сократилась бы на порядок. А тут бензин дают, машиной обеспечивают. Мне мотоцикл служебный выдали, время от времени я на нем выскакиваю, чтобы опергруппу всю не срывать.

Фантики в кармане

Я к природе пересмотрел свое отношение очень сильно. Раньше я не замечал вот этого хаоса. Вторжения человека со своим уставом, приехал в лес, набардачил. Что у нас по Онону творится – ужас. Я поймал себя на том, что я из монгольской командировки фантики от конфет привез домой. Ну, не мог их там выкинуть, до того там первозданная красота. Я поражаюсь бережливости монголов. Люди не только почитают свои корни, уважают старших – они и в будущее смотрят.

Страхование жизни для оперативника

Я живу реально и рассуждаю реально. Многие считают, что все мы браконьеры здесь. И на работу устроились именно для того, чтобы браконьерить. Прикрываясь значками, удостоверением, темные дела делать. Я даже когда охочусь, всегда у меня разрешение есть, документы. Надолго ли меня хватит? Да пока не кончут. Каждый из нашей опергруппы в полиции отработал по полтора-два десятка лет. У нас врагов знаете сколько? Это всегда так, если человек работает принципиально и по закону. Если человеку нужно тебе пику в спину загнать – он и в ограде это сделает. Только жизнь свою не застраховали – надо застраховать. Может пригодится, детям нашим.